ИЗ ЦИКЛА «РЕМЕСЛО»
С Богом подписан Завет,
жизни и смерти основа:
национальность: поэт,
место рождения: Слово.
………………………………………..
- Спасает стихотворца ремесло…
- Как бы не так.
Пока что не спасло…
……………………………………………….
Стихосложенье – тот же самосуд,
и нет нужды в верховном адвокате.
Все буквы на тебя же донесут,
вопрос «когда?».
Вопрос всего лишь в дате.
………………………………………………..
Н. Л.
Если в петлю затянется строчка,
и затянет глаза пелена,
знай, что строчка от смерти отсрочка,
пусть и трижды смертельна она.
…………………………………………………
Я кончил книгу,
а она – меня.
Мы завершались с ней одновременно,
когда она мне прокусила вены,
дуэльную дистанцию храня.
Я из себя был изгнан,
стал гоним,
и стала кровь похожей на чернила…
Тогда она меня похоронила,
и подписалась именем моим.
…………………………………………………
Лишь забросил глагол в облака
с тайным умыслом выловить чудо,
как услышал смешок ниоткуда:
ангел клюнул…
сорвался с крючка…
……………………………………………
Как пожирает огонь черновые страницы!
Каплет рессорная смазка со строк на золу.
Тенью метнулись из печки колесные спицы
и понеслись, оставляя следы на полу.
Чичиков бедный, спасай свое доброе имя!
Бричку гони за Уфу, за Казань, за Тюмень…
Мертвые души очнулись и стали живыми,
и заплясали по крышам глухих деревень.
Гоголь сидит у чугунной раскрытой заслонки,
Смотрит в огонь и сморкается в алый платок.
Вьются, чадят и шуршат шрифтовые колонки,
и сквозь трубу вылетает веселый поток.
Души за бричкой несутся да вряд ли догонят,
кони летят, не касаясь озер и болот.
Все перепуталось: души, и небо, и кони,
все завихрилось в один сумасшедший полет.
Вот и свободен ты, Чичиков, вот и свободен!
Мчи по зеленым лесам и седым небесам,
незавершен – как роман,
и как птицы – безроден:
что не дописано мастером – сделаешь сам.
Версты небесные мечутся в облачном мыле,
всадник пригнулся – никто седоку не указ.
Чичиков по небу шпарит верхом на кобыле,
шпоры вонзает в бока – несется Пегас.
…………………………………………
Когда в твоей строфе
ночной очнется ветер,
развяжется петля,
сломается курок -
ты вспомнишь: слаще всех
самоубийств на свете
крепчайший в мире яд -
яд стихотворных строк.
…………………………………..
В обличье небожителя,
во бдении ночном
стих выберет родителя,
чтоб сочиниться в нем.
И в образе старателя,
из золотых пород
найдет себе читателя,
а не наоборот.
………………………………………………….
В немой стране на голос дан запрет.
Здесь все дома становятся чужими.
И, если словом назовешь предмет,
он исчезает, обретая имя.
……………………………………………………….
А. Л.
Мы умерли. Мы похоронены. Мы уже тени.
Зачем же остались мы после спектакля на сцене
доигрывать пьесу, которую мы доиграли?..
Как пусто и гулко и холодно в зрительном зале…
Зачем возвращаться в когда-то родные пенаты,
бродить по музею, где сами же мы экспонаты,
по залам бродить, на свои же останки глазея?..
Как пусто и гулко и холодно в мертвом музее…
Зачем неживым отзываться сегодняшней болью
на книги свои же? Они уже травлены молью.
Спор не завершили евреи и древние греки.
Как пусто и гулко и холодно в библиотеке…
……………………………………………………..
Мысль изреченная есть ложь
Ф. Тютчев
Какое слово ни скажи -
оно покоится на лжи.
Я перед музами в долгу:
я не долгал, но я долгу.
……………………………………….
И.Б
Я в жертву Богу принесу
строку
в срок,
и в жертву Бога принесу
строке
впрок.
………………………………………………………………………
Бессонница, Гомер…
О. Мандельштам
Язык запавший и предсмертный храп.
Все корабли Гомера утонули.
Кошмарный сон: круг на воде от пули,
и в пятнах крови нары или трап.
Плыви, плыви, ахейская параша,
пока шумит над нарами прибой.
И нет ни туч, ни солнца над тобой.
Лишь зов иных миров: «На шмон, папаша!»
Все мачты сорваны. Ты жив еще, мой друг.
На утонувшем судне не утонешь.
Просвечивает через толщу сна Воронеж,
и круг спасательный -
в кровавых пятнах круг.
Телеграмма
Смерть не проворонишь!
Мандельштам (Воронеж)
………………………………………..
Переведи слезу слезой
К. Чуковский
Что такое перевод?
Чуждых смыслов совмещенье
иль прозренье, перелет,
звуков перевоплощенье
во прапращурову суть,
в изначальную основу,
из чужих значений путь
в наше сущностное слово?
Поединок двух речей
непригодных друг для друга?
Перекличка палачей
стихотворного недуга?
Не успел перевести
лишь одну строку, по сути -
текст посмел приобрести
дух иной: не обессудьте!
Было вкривь, а стало вкось –
где законы, где каноны? -
Как прогнать поэму сквозь
иностранные препоны?
Экий каверзный урок:
пересилить разность наций
лишь прозрачной сутью строк
в переливах интонаций.
Чтоб омыло нас грозой,
чтоб жилым запахло кровом
передай слезу – слезой,
а не только слово словом.
Для подобных сверхзадач
не обычный нужен мастер,
а вервольф,
шаман,
толмач
двуязычной,
дерзкой масти,
чья работа – волшебство,
и прозренье,
и причуда.
«Переводность» - вещество,
восходящее из чуда!
………………………………………………………….
Памяти Майи Каганской
«Живи я не на первом этаже,
я из окна бы выбросилась»…
Спичка
взлетала к сигарете по привычке…
«Я собралась повеситься уже,
да руки не дошли»…
Как в решето,
она смотрела в зеркало без рамы,
словно читала руны амальгамы:
«Мы живы между адом и «ничто».
И завтра, и сегодня, и вчера
она сводила в гибельную точку:
«Я обживаю ужас в одиночку.
Не «почему», не «как»…
Пришла пора»...
…………………………………………
Старый полукровка строит рожи,
шутовскую выразив тоску –
плоть ветхозаветную умножив
на лихую русскую строку.
В этой песне все слова некстати,
эта песня – как ее ни трать -
не преображается в распятье,
не поется по-еврейски – вспять.
Что ж, он, сирый, корчится от смеха,
чешет от восторга грудь и пах,
и безумно ловит звуки эха
в пустотелых наших черепах?
…………………………………………
А долго ли ждать эпилога?
Кто песни вернет небесам,
поверив в незримого Бога,
незримым становится сам.
Коварно, нелепо, нежданно
приходит со словом родство.
Не жди продолженья романа,
ты сжег и себя, и его.
Тебя в сновиденья зароют
меж библиотечных оград.
И вымышленные герои
свершат погребальный обряд.
………………………………………
Глагол на правду не похож
и в песнях рифмам ненавистен.
«Мысль изреченная есть ложь»,
но эта ложь дороже истин.
Фальшивый на словах покров,
и правда лишь в словесной смуте:
в потоке и круженье слов,
и в отпаденье слов от сути.
……………………………………
Слово разлагается на буквы,
слово умирает. От него
остаются еры, яти, буки –
тайных смыслов зыбкие «дибуки»,
наше замогильное родство.
Не слагайте больше буквы в слово,
это не забава - колдовство,
не тревожьте древние основы.
В слове лишь Дибук родится новый,
не оплакав предка своего.
………………………………
Выдох –
и пульса в висках перестуки.
Вдох –
и движенье внезапной руки.
Выдох –
и неразличимые звуки.
Вдох –
и рожденье нездешней строки.
……………………………………..
Прощальный сонет
Блажен, кто посетил сей мир
Ф. Тютчев
Дожив до (Боже мой!) седых ресниц,
инсульта, импотенции, инфаркта
я падаю пред Вашим ликом ниц
(не держат ноги)… что же… бита карта…
Мне остается лишь считать синиц,
иль выпив пива (лучше водки) кварту,
глазеть на промышляющих девиц,
смиряясь с тем, что финиш ближе старта…
Я бреюсь утром… Ну и рожа… Быр-р…
Со мною мой двойник играет в прятки…
Пусть все течет из одряхлевших дыр,
пусть дарит ночь не ласки, а припадки,
шепчу: «Блажен, кто посетил сей мир,
где роковых минут всегда в достатке!»
……………………………………..
С удачей не вышло свиданья,
в спасение верить смешно,
а что до страданья - страданье
фальшивою строчкой грешно.
Позвольте мне, Бог или черти,
сменив на могилу кровать,
исполнить мелодию смерти
и голос в земле не сорвать.
…………………………………………….
Поэзию поэты не спасли бы,
когда б она бессмертной не была.
Кому за это говорить спасибо,
когда ты отвернешься от ствола?
Поэзия всем правилам перечит,
поэзия – сама себе закон.
Мы сможем только онеметь при встрече,
поставив Слово на последний кон.
…………………………………………….
Что в копилке?
Ноль.
Что в затылке?
Боль.
Перемножил
Их.
Подытожил –
Стих.
…………………………………….
Это вложено в меня до сотворенья,
и в тюрьме со мной пребудет, и в гробу.
Я – ничтожество для моего прозренья,
и оно не ставит в грош мою судьбу.
И души моей неясные истоки
поднимаются, как мертвые во рву…
вспоминаю неявившиеся строки
и своей невоплощенностью живу.
…………………………………………………..
Что знаю я о собственных стихах,
написанных небрежно, впопыхах,
случайно, по пути, на стороне?
Ужель они все знают обо мне?
………………………………………………………
Стих отравляет душу постепенно,
беззвучно испаряется с листа,
незримо поднимается из тлена,
испепеляя хищные уста.
А ты, своим желаньям вопреки,
лишь отзвук ненаписанной строки.
…………………………………………………………
А еще я хочу ничего не хотеть:
научиться не пить, научиться не петь,
научиться не знать, научиться не пить,
научиться не чувствовать, то бишь, любить.
И, склоняясь надо мной, говорит мне судьба:
«У тебя, мой голубчик, не дура губа.
Слишком умным ты стал,
слишком многого хошь,
ты, дружок у меня еще как запоешь!»
И запел я судьбе про ее же судьбу,
и мамаша судьбы повернулась в гробу,
и прабабка судьбы сквозь могильную слизь
заорала мне ласково: «Падла, заткнись!»
Эту песенку я до конца допою –
Пусть попляшет семейка под дудку мою.
…………………………………………………………….
Д.Б.
Назначает муза встречи
в замогильном языке,
в тайном выплеске наречий,
в ненаписанной строке…
Не для славы, не для денег –
для искусства одного
правил Тютчева Тургенев,
отур-генивал его.
Мучил ус, чеканил фразу,
приковав себя к столу.
Но не очень, но не сразу
стих давался ремеслу.
Исходя из верных правил
платину на серебро
он менял и строки правил –
думал: делает добро.
Стих разматывался нитью
глаже, чище и ровней…
Ты измерь чужим наитьем
высоту души своей.
Ты сравняй свои потери
с тем, кто дал тебе урок.
Мастер, ставший подмастерьем,
прошиби свой потолок.
……………………………………………………
Криминогенный промелькнет пейзаж:
дождь, захолустье и звонки трамвая,
где каждый мной рожденный персонаж
меня неторопливо убивает.
……………………………………………….
Однажды Пауль Клее
нарисовал цветок.
Он всех цветов грустнее,
он смотрит на восток.
Цветок безлепестковый –
прозренье или бред?
На свете нет такого,
и хорошо, что нет.
………………………………………………..
Чтобы понять единую строку,
которая к тебе, как лист, пристала,
прочти все книги на своем веку,
и этого, пожалуй, будет мало.
……………………………………………………
И утра, и ночи терзают, как псиная свора,
ужели планида моя – перебор пустяков?
И если недавно стихи вырастали из сора,
то нынче лишь мусор я в силах извлечь из стихов.
Насколько дыхания хватит? Не знаю ответа.
Пора бы у Господа взять предпоследний расчет.
Но если не выразить чувства – одно только это
к повальной бездарности бывших поэтов влечет.
……………………………………………….
Я напился с ангелом – и душа в пуху:
и сказал ему: «Шепни за меня словечко.
Там, возле Всевышнего - видишь наверху? -
для поэта есть всегда теплое местечко».
…………………………………………………
Пес перед смертью так сказал ему,
и взгляд его спокоен был и ясен:
«Когда бы ты, Герасим, был Му-му,
то я б не утопил тебя, Герасим».
ПЕСЕНКА
Мотику Шмитту
На грифе натянуты нервы,
поэтому скрипка фальшивит.
Не троньте больного, маэстро,
оставьте восторги свои!
Мелодию эту оставьте:
ведь то, что болит – не дается,
а то, что дается – поется
и, значит, уже не болит.
Пока Вы в поставленных пальцах,
которые боли мудрее,
дыханье сжимаете скрипке,
она про другое поет.
А если поет про другое,
оно уже не дорогое
и, стало быть, трижды дороже…
Ну, вот: разорвалась струна!
Струна разорвалась, подумать!
А больше и струн не осталось…
Играйте, маэстро, играйте:
не в струнах скрывается суть.
Вот видите, славно выходит,
смычок ваш такое выводит,
что Вам инструментов не надо!
Играйте на наших сердцах.
……………………………………………
О, жертва боли человечьей –
бумага, мой Домоклов меч!
В тебя упрячу все увечья,
благословлю –
и брошу в печь!
…………………………………….
Слова мешали жить и оттого,
что ради них я душу перестроил...
Я лишь однажды встретился с собою
в чужих стихах поэта одного.
Письма его разительная ткань
не ведала натужности и пота,
и смаковала каждый слог без счета
моя не отворенная гортань.
Душа - неизъяснимый матерьял,
в ней есть черта - не перейти без фальши,
а он переходил и шел все дальше...
И я ему свои стихи послал.
Ответ его:
"Меня сразил Ваш слог.
Я ради слова душу перестроил,
и лишь сейчас я встретился с собою
в чужих стихах. Нас перепутал Бог!"
Сокрыта наша подлинность в других,
а мы в себе чужую сущность прячем.
И на земле не может быть иначе,
и счастлив тот, кто сей закон постиг.
ИОВ
С каким же вором я душою схож,
коль вменено вину не знать до гроба?
Как зло зачал я? Как возникла ложь?
Как родила обман моя утроба?
Да может ли быть праведней Творца
творимый им? Казнимый им? Его же
тревожащий? Не знающий лица
в себе? А в нем – его лица? Не может?..
Но отчего же Высший Судия
со своего вседидящего трона
не снизойдет, чтобы открыть: кто я,
словно я стыд Его невольно тронул?
Ужели преступил я ту черту,
где беззаконных после преступленья
ввергают истребляться в пустоту,
и глас небесный нем для обвиненья?
О, если бы я знал: какой виной
Виновен я, каким грехом я грешен,
какой порок во мне и надо мной –
как приговором был бы я утешен.
ПЕСЕНКА ВЕЛИМИРА ХЛЕБНИКОВА
Кап! Закапала вода по мозгам.
Что ни капля – прямо в цель: ну и тир.
Разбегаются мозги по кругам,
подмывают наш повапленный мир.
Кап в макушку – потонул Арарат.
Кап – и вздыбились прямые пути.
Хоть гроза бы или огненный град,
чтоб меня от этой капли спасти.
Слово скажешь – и всегда поперек.
Замочишь – по душам катится дрожь.
Вот возьмут и опознают: пророк –
и ни в бабу, ни в сортир уйдешь.
Древний город, Парадиз, Алатырь!
Путь кружащий – километры в растык.
Нет развилки для тебя, богатырь,
дуй как знаешь, а воткнешься в тупик.
Кто прокормится сомненьем моим?
Сыт я враками, надеждами гол…
Цып-цып-цып, иди ко мне, Серафим,
я тебе дам очень вкусный глагол.
…………………………………..
Почему мы живы?
Потому что лживы.
Почему мы лживы?
Потому что живы.
Так поднимем чашу
За причастность нашу.
………………………………
Закрой глаза…
открой….
опять закрой:
тьма каждый раз волнуется иначе.
Поэтому так пристален слепой,
и так обеспокоен жизнью зрячий.
…………………………………..
Ох, насмехается –
тонкий, как волос,
а называется:
внутренний голос.
Врет и не кается –
нету с ним сладу
и не икается
этому гаду.
……………………..
В наших песнях нету толка.
Потому и оттого
не в словах, а в недомолвках
люди чувствуют родство.
…………………………….
Учусь смотреть у у спящих в чуткой мгле.
И у немых – несказанному слову.
У ближних научаюсь на земле
тому, что есть под небом неземного.
……………………………………
Христос воскрес и крест его пустует,
а слепок не воскресшего Христа
тысячелетья молча протестует
и оторваться жаждет от креста.
Но не дано изведать воскрешенья
тому, кто кисть художника познал.
Не в силах повторить изображенье
того, что пережил оригинал.
И винограда солнечные грозди
свисают из распахнутых кистей,
и держат нарисованные гвозди
гораздо крепче истинных гвоздей.
Висит, Христос - застывшее страданье,
и кровь струится по его очам,
и воздает немое оправданье
художникам – завзятым палачам.
Они еще преподадут науку,
они его распнут сто раз подряд,
и будут продлевать извечно муку,
пока портрет его не воскресят.
………………………………….
- Что будет, мой ангел, когда я умру?
-Заплачет, голубчик, твой враг поутру,
и двое случайных знакомых заплачут,
и близкие вздох облегчения спрячут.
- А в ком же душа моя будет жива?
- Душа прохудится, исчезнешь едва.
- Что будет, мой ангел, когда я воскресну?
- Что будет, что будет…
воскресни сперва.
……………………………………..
Поэзия – единственная власть.
Поэзия – лишь крохи каравая.
Откормленная бунинская страсть
клокочет, но гортань не разрывает.
Затменье звезд… дрожанье потных ног…
Но то, что он расчетливой рукою
договорить в ночных строках не смог
скрывалось не в движенье, а в покое.
За дачей солнце прятало следы,
и женщина была ему подвластна,
и чайка поднималась от воды,
и с ног заря стекала струйкой красной.
А он дробил на доли боль и крик,
в ночи марал ревнивые страницы,
и думал, что российский стих велик,
когда душа волненья не стыдится.
……………………………………………..
Немилостив жребий московский,
он время свое упустил.
Обидно, что Тредиаковский
с Державиным водку не пил.
А как бы дрожали колени,
и как разразиться бы мог
глухой поэтический гений
задышкой державинских строк!
………………………………………………
ВЕНЕВИТИНОВ
Какое сладкое мученье
под музыкой стиха бродить,
и строк еще не находить,
и только быть для них мишенью.
Как много слов, летящих в цель,
а вот единственного нету!
Ныряй за ним хоть в ад, хоть в Лету
иль музе предлагай дуэль.
Но как из мира уходить –
полкнижки оставлять в наследство
иль Пушкину через посредство
каким-то родственником быть?
…………………………………..
В ночи мерцают свечи и массандра,
и слышится высокий монолог.
Журит Василь Андреич Александра
Сергеевича за скабрезный слог.
Горит свеча в ладошке у Амура,
коптится мрамор, воском пахнет пыль.
И – весь желанье показаться хмурым –
Василь Андреич достает бутыль.
И очи африканского уродца
сияют: он лукав и невесом.
Он слушает, кивает и смеется,
как будто соглашается во всем.
……………………………………………
Мифы наших лет полны коварства,
правды в них не следует искать.
Правда слишком сильное лекарство,
чтобы ею злоупотреблять.
……………………………………………….
Ни правыми, ни гневными не будем,
когда вернувшись через сотню зим,
простим Сальери, Моцарта осудим
за то, что Моцарт нами так любим,
за то, что яд в бокале не осушим,
за то, что звуки обретают шум,
за то, что ум взыскует наши души,
за то, что души превосходят ум,
за то, что их и нас не свяжет почта,
за то, что оба с господом на «ты»,
за то, что правы оба и за то, что
нам не вместить две высших правоты.
ПРАХ ТОЛСТОГО
Я жив, зачем же хоронить меня?
Из повести «Альберт»
Л. Толстой
Плыви, бессмертный, по скупой аллее
под говорок кладбищенских богов.
О, знал бы ты как тело тяжелеет,
оставшись без души и без врагов.
Ужели перед вечным заточеньем –
тиран любви и деспот всепрощенья –
ты чувствуешь как лается родня?
И, кажется, еще немного силы,
то изошел бы голос из могилы:
Я жив, зачем же хоронить меня?»
Тебе перед концом казался сладок
любви эпилептический припадок.
Исход из дома смертью подытожь.
Тебя живым вернуть едва смогли бы
постигшие твое неверье, ибо
ты стал, исчезнув, на себя похож.
Когда до ямы остается кроха
ты всем нам отпускаешь по два вздоха,
вершащих суд над собственной судьбой.
Равновелики двум смертям мелькнувшим
они и есть – прощание с минувшим,
два вздоха, отпускаемых тобой.
Плыви, пасхальный праздник погребенья,
плыви в сердцах, слепое песнопенье,
плыви, души отторгнутый залог.
Со старцем и собой верша прощанье,
душа, расти в двойном существованье
под небом, уходящим из-под ног.
……………………………………………………..
Не в том беда моя, что не дал Бог,
а в том, что я у Бога взять не смог.
……………………………………………………..
Да кто мы? Случайно возникшие жизни.
Давайте приучим тела к дешевизне.
Не будем устраивать судьбы народа,
не будем урода творить из урода.
Не будем на дьявола или на Бога
валить предварительный сумрак итога.
И тем, кто пока не пришел к этой вере,
оставим, пожалуй, открытыми двери.
……………………………………………………………….
И серой не пахнет он вроде,
и комнату я не сдаю,
а он все звонит и приходит,
и душу торгует мою.
Не просит ни клятв, ни заклада
интимный, навязчивый друг.
Да я отвечаю: «Не надо
твоих бескорыстных услуг.
Ступай и не вздумай сердиться!»
«Пока!» - он кричит из дверей.
А я замечаю копытце
на левой на ножке своей.
ПЕСЕНКА ИОАНА ДАМАСКИНА
Звук пустой – начинка слова,
Слово – тоже пустота.
Между ними я закован:
слово, звук и снова слово,
сотрясение у рта.
Слово, звук и снова – слово,
две оковы, три гвоздя.
Обветшалая обнова:
плоть без крови, дом без крова,
наводненье без дождя.
Три гвоздя – одно распятье:
стук на звук, на слово стук.
Пустота прикрыта платьем,
и распятием мы платим:
стук – на слово, стук – на звук.
Слово, звук – пустот повторы,
незаполненная весть,
хор без песни, глас без хора.
Есть в распятии опора,
в пустоте свобода есть.
Есть еще одно у Бога:
ни свободы, ни креста.
Только воздуха немного,
да запруда перед слогом –
неземная немота.
…………………………………….
Родился бы снова – куда бы меня повело?
Опять в ремесло? А на кой мне мое ремесло?
Я раньше рождался, и книги писал, и устал,
но книг я своих не нашел, и искать перестал.
Устал умирать, и рождаться, и к небу взывать,
и помнить устал, и устал навсегда забывать.
Зачем же опять был я Богом отпущен на свет –
чтоб вновь осмыслять то, в чем смысла, наверное, нет?
Иль Он испытует – то в дальнем, то в ближнем краю –
такую-то совесть, такую-то душу мою?
…………………………………………………
……………………………………………………………
Непреодолимая досада!
Карандаш отбрасывает дочь:
домик не выходит! Плакать надо,
плач умеет вовремя помочь!
Разве можно в горе быть послушной?!
Девочка сама себе не врач.
Горько плачет дочка, потому что
в детской жизни много неудач.
На картинке задрожали брюквы,
две коровы, цапля и сова.
Девочка писать умеет буквы,
но не может складывать слова.
Азбуку на буквы разорвала,
выдавила на пол мамин клей.
Буквам на странице места мало,
на полу им будет веселей.
Белые снежинки, словно мухи,
плыли в вечереющем окне.
Дочь включила свет, и тень старухи
проступила четко на стене.
Девочка в испуге убежала,
тень за ней метнулась из угла,
и почти во всем ей подражала,
только испугаться не могла.
………………………………………………….
Прощай и жизнь, и в ней поставленная точка,
все, что свело одних и развело других,
все то, что было мной: и эта оболочка,
и этот прошлый день, и этот прошлый стих.
Гершон Трестман: О еврейском мире по-русски...
